Левая нога не сдвинулась с места, и когда я рухнул, слух мой резанул хруст в колене, после чего распрямить ногу я уже не смог. Как выяснилось позже, разорвалось сухожилие четырёхглавой мышцы.
Шестью днями позже, после операции на моей ноге остался 18-сантиметровый шрам и «железная дорога» из тридцати трёх шпал-скобок. Разглядывая художества хирурга, я осознал, что точно не поеду в Камерун в следующем месяце, где со своим другом Джефом планировал chasse libre.
Chasse libre или, в переводе с французского, свободная охота, — означает африканское сафари без участия РН, — понятие, внесённое французами в разнокалиберные законодательства стран, бывших когда-то их колониями. Вероятно, это последнее оставшееся величайшее приключение настоящей африканской охоты, которое мы и намеревались испытать.
Для меня, в мои пятьдесят девять лет, оно представлялось отличным шансом сделать последний «африканский» выстрел в охотничьей карьере. В 1913 г., когда Теодор Рузвельт был несколькими годами моложе меня, он, продираясь через девственные бразильские джунгли, испытал подобное ощущение, сказав: «Я должен был идти. Это был мой последний шанс снова почувствовать себя мальчишкой».
![](https://www.kalashnikov.ru/wp-content/uploads/2022/06/River-doubt-team-768w.jpg)
Однако, человеческий мозг — забавная штука…
Вот, моя левая нога в «оковах» водружена на табуретку; но где-то глубоко в моём сознании я уже вижу себя пассажиром поезда из Яунде, мчащимся в ночи на север к своей конечной остановке через семнадцать часов.
Две моих винтовки — CZ 527 калибра .22 Hornet, чтобы настрелять дичи для пропитания, и Remington 700 под 375-й «магнум» для серьёзной охоты, упакованы в чехлы вместе с прицелами Minox и «боекомплектом» (по 50 патронов каждого калибра).
Я норовлю прикорнуть на полке спального вагона, но уж слишком жарко, да и адреналин зашкаливает. На станциях по маршруту поезда у окна купе возникают разносчики, предлагающие варёные вкрутую яйца, лимоны и выпечку; но у меня есть бутылки с водой и холодные цыплята из гостиницы. Я делюсь едой с Даниэлем, старшим носильщиком, который едет с нами из столицы. Пытаюсь общаться с ним на моём почти не существующем французском, а он, в свою очередь, на своём скромном английском. Но это неважно; к концу сафари мы понимаем друг друга вполне неплохо.
Завтра, поздним утром, мы сходим на конечной остановке в Нгаундере, комфортно расположившейся на высоте 1200 м над уровнем моря. Здесь Даниэля, Джефа и меня встречают на автомобиле и везут мимо саманных хижин с конусообразными крышами из пальмовых веток, свисающих почти до земли.
![](https://www.kalashnikov.ru/wp-content/uploads/2022/06/original-1.jpg)
По основной магистрали мы следуем на север через саванну гвинейского типа в национальный парк Бенуэ и пересекаем его по внутренней дороге, что заканчивается в Чоллири. Здесь находятся остальные носильщики, которые понесут снаряжение в голубых пластиковых бочках. Отсюда двигаемся пешком.
Мы направляемся на восток, к границе с Чадом, где обитают буйволы, и идём двое суток, стремясь найти ещё нетронутые угодья. Останавливаемся на привал перед наступлением полуденной жары, и я натягиваю свой гамак.
У нас есть рис и маниок, но вот мясо нужно добывать на охоте. Когда нам удаётся завалить первого красного буйвола, носильщики сооружают очаги для копчения, и объедаются кусками осмоленного мяса чуть ли не до тошноты. Чтобы добыть питьевую воду, им приходится копать землю, но даже профильтрованная и прокипячённая, она всё ещё походит по цвету на сточные воды.
![](https://www.kalashnikov.ru/wp-content/uploads/2022/06/anoa-bujvol-s-izjuminkoj-animal-reader.-ru-004.jpg)
Девятью днями позже мы переезжаем на машине в ламидат Рей Буба. Ламидат — это территория мусульман-фулан (фулани — африканское племя), и право на охоту приобретается у местного властителя — ламидо, носящего белый тюрбан и развевающиеся белые одеяния и живущего за глинобитными башнями своего дворца.
Именно в этих краях мне повстречалась антилопа ньяла и водяной козёл. Кстати, тут у нас есть хижина, проточная вода и даже электричество. Правда, моя одежда обвисла мешком, а кожа стала смуглой; зато ноги окрепли, а глаз стал метким, и я могу бродить часами без передышки, даже на жаре.
![](https://www.kalashnikov.ru/wp-content/uploads/2022/06/e0fbf929bea3863038365822c775b336.jpg)
Мне удаётся подстрелить антилопу ньяла. Вскоре, из ниоткуда на нас выскакивает огромная антилопа канна, однако лимит моей лицензии на отстрел крупной дичи исчерпан. В последний день я нахожу и добываю отличного западного болотного козла.
![](https://www.kalashnikov.ru/wp-content/uploads/2022/06/42fdc477ccc2fbf08bf32060866dfa18.jpeg)
И вот, мы пакуем немудрёные пожитки и прощаемся, оставляя нашим носильщикам немало добра заодно со вполне заслуженной оплатой.
Мы возвращаемся поездом ночью, с охотничьими трофеями — с головами и шкурами. В Нанга Эбоко, когда состав идёт вдоль реки Санага, я оглядываюсь и вижу восходящее солнце. Утренняя жара уже разгорается в Яунде, когда наш поезд подползает к вокзалу и, скрежетнув, останавливается.
![](https://www.kalashnikov.ru/wp-content/uploads/2022/06/Embarquement_a_la_gare_ferroviaire_de_Yaounde.jpg)
Вспоминается Антон Чехов и его рассказ «Пари». По его сюжету банкир побился об заклад на два миллиона рублей с молодым юристом на то, что юрист не выдержит добровольного одиночного заключения в течение пятнадцати лет, имея лишь только книги для чтения.
В конце рассказа, то есть накануне истечения пятнадцатилетнего срока, банкир пробрался в камеру юриста, чтобы убить его, поскольку у него уже не было денег для расчёта, и обнаружил измождённого затворника спящим за столом, на котором лежало письмо.
Оно гласило: «Пятнадцать лет я внимательно изучал земную жизнь. Правда, я не видел земли и людей, но в ваших книгах я пил ароматное вино, пел песни, гонялся в лесах за оленями и дикими кабанами, любил женщин…».
Затем в письме юрист объяснял, что он принял решение сбежать за несколько часов перед выигрышем пари, поскольку он уверился в единственной неоценимой вещи — одиночестве разума. Это Чехов…
А это я, моя нога на табуретке и мои игры разума с практически осязаемыми воспоминаниями о несбывшихся мечтах. Да, я не ощутил по-настоящему тяжкий плащ солнечных лучей на своих плечах, не почуял запах дыма и пыли, не ступил на тропу и не почувствовал отдачи моего 375-го. Но, через годик, когда мне стукнет шестьдесят, у меня ещё будет один последний, теперь уж самый последний, шанс. И я им обязательно воспользуюсь…